– Так было раньше. Сейчас не так. С женой вместе живет моя дочь. К тому же Юлия – хороший специалист, кандидат наук. Если в моих силах дать ей хороший заработок и условия для работы, я обязан был предложить эту работу. И она согласилась. Да и в профессиональном отношении я всегда могу на нее положиться.

– Прекрасно, – сказала Тина, чтобы что-то сказать.

Но почему-то ей расхотелось смотреть операционную. Из вежливости она все-таки туда вошла. Да, операционная была организована по всем правилам. Но с Тиной произошла странная метаморфоза. Теперь она с нежностью вспоминала свою одинокую пальму, равномерное бурчание баритона Валерия Павловича, шутки Барашкова, черные внимательные глаза Ашота. Вспомнила милое маленькое личико Мышки, и даже красивое холодное лицо Тани не показалось ей слишком высокомерным.

"Все-таки я там хозяйка, – подумала она. – А здесь буду еще неизвестно кто". – И она поблагодарила Азарцева за экскурсию.

А Азарцев внимательно следил за ее реакцией. Он заметил ее интерес к новинкам техники и равнодушие к роскоши в обстановке кабинетов и холлов. Когда он показывал ей апартаменты для гостей и больных, на лице Толмачёвой не отражалось ничего, кроме вежливой скуки. Не укрылось от него и некоторое разочарование при разговоре о жене. Короче, она вела себя искренне, просто, не стараясь ни проявлять чрезмерный энтузиазм, ни выглядеть светской дамой. И к концу экскурсии Тина нравилась Азарцеву еще больше. К тому же он против воли постоянно вспоминал, какая у нее золотистая кожа на спине с круглыми маленькими веснушками, с веселым запахом солнца. И хотя он, желая произвести на Тину приятное впечатление, не допускал пошлых ухаживаний, не брал Тину за руку, не поддерживал за талию, когда они входили в двери или поднимались по лестнице, ему хотелось как раз брать ее за руку и поддерживать за талию. Теперь в его подсознании навсегда закрепилось, что Валентина Николаевна – очаровательная женщина. Но хотя Азарцев был человек свободный, работа оставалась для него важнее остального.

А Тине тоже и нравилось, и не нравилось, что он не брал ее за руку, не заглядывал в глаза и не поддерживал за талию. "Конечно, еще не хватало! – крутилось у нее в голове. – Я ведь все-таки операционную смотреть приехала, а не бордель".

– Ну, вот и все наши владения! – заключил Азарцев, когда они закончили осмотр, прошли через систему маленьких и больших залов, спустились по лестнице и опять оказались в холле с роялем. – Каково ваше впечатление?

– Я сражена, – призналась Тина. – Но насчет своего участия в этом деле все равно не знаю, что вам сказать. Мне жаль расставаться с коллегами, с больницей, какая бы дряхлая, по сравнению с вашими хоромами, она ни была. Дайте еще подумать.

– Конечно, – сказал Азарцев. – Кстати, имейте в виду, своих сотрудников я решил оперировать бесплатно, так что, если вы захотите, со временем вполне можем сделать вам операцию.

– Операцию?

– Ну да. Подтяжку, например, или уберем грыжи нижних век, лишнюю кожу на верхних – да что захотите, то и сделаем!

– А что, у меня есть грыжи? И уже пора убирать кожу на веках? – испугалась Тина, схватившись за лицо.

– Господи, простите меня, дурака, за эти предложения! Нет, конечно. Вы выглядите прекрасно! Просто туда, где я учился оперировать, приходили пациентки в возрасте двадцати пяти лет и просили сделать им подтяжку, изменить форму носа, губ, не говоря уже о разрезе глаз. Вот я и решил, что вам мое предложение могло бы показаться заманчивым.

– Знаете, я, пожалуй, так похожу, без подтяжки, – решительно отозвалась Тина. – Мне чем-то ужасно дороги мои мешки под глазами. И к тому же я боюсь операций.

– Мешков под глазами у вас пока нет, а ваш неправильный курносый нос мне самому, если честно, ужасно нравится! – засмеялся Азарцев. – Еще раз прошу у вас прощения.

– А вы что же, – заинтересовалась Тина, – всех женщин рассматриваете с точки зрения возможности изменения их внешности?

– Конечно. Это же профессия. Я даже манекенщиц или фотомоделей разглядываю с медицинской точки зрения.

– Это же вредно, наверное, для психики – разглядывать женщин с медицинской точки зрения, – засомневалась Валентина Николаевна.

– Вот и приходится брать с пациенток большие деньги за вредность, – улыбнулся Азарцев. – Но если быть точным, то я сначала разглядываю женщину с медицинской точки зрения, а если оказывается, что она не собирается становиться моей пациенткой, как вы, например, я принимаю ее внешность такой, какая она есть, и не думаю больше об этом.

– А мужчины к вам обращаются?

– Больной вопрос. Мужчины в нашей стране уже сделали шаг вперед: начали ходить на массаж и в тренажерные залы. Но до косметологической помощи, в том числе хирургической, многие еще не дозрели. Я сам оперировал пока только перенесших травмы. Ну, и еще по ряду обстоятельств желающих изменить внешность, но это уже совсем другие мотивы. Хотелось бы совершить прорыв в этой области, на это и рассчитана, кстати, конфиденциальность клиники, но пока основную массу больных составляют женщины.

– Но ведь изменять по желанию больного его внешность, наверное, противозаконно?

– Запрещающего закона нет. К тому же у человека остаются неизменными отпечатки пальцев.

– Ну, хорошо хоть они есть.

Валентина Николаевна задумалась и замолчала. В клинике было тепло, не в пример ее отделению, видимо, работала автономная система отопления. Еще в начале экскурсии Тина сняла пальто и платок с шеи. Азарцев любовался ее маленькими ручками, крепкой фигуркой с тонкой талией и маленькими ножками с гладкими икрами и круглыми коленками. В мягком свете настенных светильников, сделанных в форме египетских чаш, Валентина Николаевна была прекрасна. Она стояла в своем маленьком черном платьице и крошечных замшевых ботиночках на мягком ковре у рояля и, задумавшись, брала арпеджио.

Азарцеву не хотелось с ней расставаться. И Тине, наверное, сейчас непросто ехать домой, подумал он. Мальчик, любящий мать, размышлял Азарцев, не станет рассказывать отцу о том, что застал мать наедине с чужим мужчиной. Но ребенок был застигнут врасплох. К тому же и сам он провинился – не пошел на занятия. Чтобы оправдать себя, он вполне может сместить акценты и наябедничать – в этом случае тихая или громкая семейная сцена или хотя бы вопросы со стороны мужа неминуемы. Любой женщине они неприятны. Он чувствовал себя несколько виноватым, но выхода не видел. Ему захотелось посадить Тину к себе на колени, как маленькую, погладить по голове и сказать, что все уладится. Ему казалось, что никто не может ее обидеть, такой хорошенькой, такой беспомощной она казалась ему в тот момент. Впрочем, у него была еще одна возможность задержать ее, пусть ненадолго.

– Ну а сейчас, – сказал Азарцев, – я просто обязан пригласить вас поужинать. Я отнял у вас так много времени, что вы, наверное, умираете с голоду.

– Вовсе нет! – запротестовала Тина.

– Без разговоров, – настойчиво сказал он, подал ей пальто, продел ее руку в кольцо своей согнутой руки и повел к машине. В голове у Тины уже давно просветлело. Ей было приятно то, как уверенно он сжал ее ладонь. Было в этом жесте что-то докторское – врачи не боятся прикосновений. Домой возвращаться тоже не хотелось.